Дело номера

Экспертиза доказала убийство в состоянии аффекта

Убедить государственное обвинение поменять позицию в судебном заседании – задача не из легких. Особенно, если речь идет о переквалификации деяния с ч. 2 ст. 105 УК РФ («Убийство») на ч. 2 ст. 107 («Убийство, совершенное в состоянии аффекта»). Причина такого положения дел кроется, как правило, не в упрямом нежелании обивнения смягчить позицию. Несмотря на многочисленные научные труды в области определения аффективного состояния во взаимосвязи с правом, сложности доказывания и оценки состояния обвиняемого в момент совершения преступления, остаются.

Так и по делу, о котором пойдет речь далее, были проведены две экспертизы с противоположными выводами по предмету исследования. Но благодаря внимательности адвоката обвиняемого, гособвинителю и суду ничего не оставалось, как согласиться с результатами экспертизы в пользу подсудимого.

Убийство

Как следует из материалов дела, 20.05.2011 в одном из ночных клубов г. Владикавказа проводили время две компании. За одним столом: 35-летний Алик Коев, его друг Александр и их знакомые девушки Надежда и Ирина, за другим: Сергей и Борис (имена и фамилии фигурантов дела изменены), сотрудники Государственной охраны высших лиц Республики Южная Осетия. Свидетели, служащие клуба и друзья Коева, впоследствии показали, что обе компании употребляли спиртное, но в умеренных количествах. Это же показали результаты экспертизы крови Коева, констатировав, что он находился в состоянии легкой степени опьянения (не более 1,5% спирта в крови) на момент совершения преступления.

Примерно в 3 часа ночи, в клубе остались только Коев с друзьями и Сергей с Борисом. Дальнейшее развитие событий было восстановлено со слов свидетелей, самого Коева и по записи камер видеонаблюдения, установленных в клубе. Все эти доказательства указывали на одну и ту же версию: президентские охранники сами спровоцировали конфликт и шли на его обострение.

Так, Сергей и Борис, дабы привлечь к себе внимание, попросили официанта отнести сидящему за столиком Коеву бутылку водки в качестве подарка. Через некоторое время молодым людям, видимо, показалось, что Коев с друзьями недостаточно учтиво отблагодарили их за подарок и стали высказывать оскорбления в их адрес. Коев попытался успокоить «дарителей», подошел к ним, присел за их столик и они выпили втроем, после чего Коев вернулся к своему столу.

Однако, спустя 10 минут, оскорбления в адрес Коева и его компании со стороны Сергея и Бориса продолжились. Более того, оба молодчика встали из-за стола и подошли к столику Коева. Сергей вынул имевшийся у него пистолет АПС (бесшумный вариант пистолета «Стечкина») и стал передергивать затвор, угрожая Коеву и его друзьям за якобы проявленное неуважение. Коев снова попытался сдержать конфликтную ситуацию, предложив выпить, и Борис убрал пистолет, принадлежащий Сергею. После этого Коев предложил заплатить за оба столика, но Серегей и Борис продолжили с ним разговор, попутно оскорбляя его друзей и его самого.

По прошествии получаса конфликт вошел в свою кульминацию. Коев и его обидчики продолжили выяснять отношения на сцене клуба. В этот момент Коев ударил Сергея кулаком в лицо, от чего тот упал на пол. Вторым ударом Коев сбил с ног Бориса. В ярости Коев отобрал у Сергея пистолет и стал стрелять в него, избивая ногой, а после этого произвел выстрелы в Бориса. Он продолжал стрелять, пока не выпустил все пули из пистолета.

После этого он ушел из клуба один. Позже Коев рассказал, что с момента конфликта ничего не помнил, проснулся у себя в машине перед домом с пистолетом в руке. Не доходя до квартиры, выбросил пистолет, зайдя домой в ужасном состоянии, умылся, но ничего не смог рассказать жене. Через какое-то время его нашел родственник, и они в тот же день отправились в УВД, где он написал явку с повинной. Он был допрошен, помещен в ИВС.

Доказательства обвинения

Основными доказательствами обвинения были показания Коева, свидетелей, видеозапись, а также заключение амбулаторной комплексной судебной психолого-психиатрической экспертизы, проведенной в июле 2011 года (то есть спустя 1,5 месяца после произошедшего) ГУЗ «Республиканская психиатрическая больница» Минздрава РСО-Алания. Согласно заключению экспертов Коев «не страдает и не страдал каким-либо психическим расстройством и временного психического расстройства у него в период совершения преступления не возникало, так как у него не отмечалось признаков нарушенного сознания, болезненно искаженного восприятия действительности, бреда, галлюцинаций и других психотических симптомов». Поэтому, заключили они, «Коев в отношении инкриминируемого ему деяния мог осознавать фактический характер, общественную опасность своих действий и руководить ими».

Эксперты также отметили, что «психологический анализ материалов уголовного дела и медицинской документации, данных экспериментального исследования и целенаправленной беседы позволяет сделать вывод о том, что Коев в момент совершения инкриминируемого ему деяния в состоянии физиологического аффекта или в ином эмоциональном состоянии, которое могло бы оказать существенное влияние на его сознание и поведение, не находился. Об этом свидетельствует отсутствие характерной динамики эмоционального состояния, смены его этапов, признаков аффективно обусловленных изменений восприятия, сознания, речи, поведения. Действия подэкспертного были достаточно последовательными, целенаправленными, сохранялся в целом контроль за ситуацией, адекватный речевой контакт». К такому выводу эксперты пришли, проанализировав видеозапись, сделанную в момент преступления в клубе. По мнению экспертов, поведение Коева обусловлено личностными особенностями: «стремлением к эмоциональной вовлеченности, ранимость, чувствительность в контактах, склонность к импульсивным реакциям».

Действия защиты

Как отметил адвокат Коева, Тимур Тхостов, сомнения в квалификации деяния у него появились после разговора с подзащитным. Коев рассказал ему, что никаких экспертных исследований, указанных в заключении, с ним не проводили, а сотрудники медучреждения просто с ним немного поговорили.

Сомнения в качестве экспертизы подтвердились после того, как адвокат изучил компетенцию экспертов, а также сопоставил данные о времени проведения экспертизы, полученные из медучреждения и СИЗО. В ходатайстве об исключении доказательства – заключения экспертизы – защитник указал на два обстоятельства.

Ненадлежащая квалификация экспертов. Адвокат отметил, что квалификация троих из четверых экспертов не соответствовала требованиям ст. 13 Федерального закона от 31.05.2011 № 73-ФЗ «О государственной судебно-экспертной деятельности в Российской Федерации». Эксперты, допрошенные в судебном заседании, подтвердили, что они никогда не проходили аттестацию на право самостоятельного производства судебных экспертиз экспертно-квалификационными комиссиями, так как это связано со значительными денежными затратами ГУЗ, а финансирования учреждения на эти цели не предусмотрено. Они также не проходили никаких курсов повышения квалификации. Наконец, у врачей не было сертификатов по специальности «судебно-психиатрическая экспертиза».

Расхождения данных о времени экспертизы. Запросив у администрации ИВС данные о том, какое время Коев отсутствовал в изоляторе в день, когда его возили на экспертизу, адвокат получил ответ, что тот был вывезен 06.07.2011 в 10 час. 40 мин. и помещен обратно 12 час. 50 мин. При этом в экспертном заключении было указано, что исследование Коева 06.07.2011 проводилось 10 час. 00 мин. до 13 час. 00 мин.

Данное расхождение во времени в документах никто из допрошенных в суде экспертов не смог объяснить. Это косвенно подтверждало позицию защиты о том, что прописанные в экспертном заключении тесты в действительности с Коевым не проводились.

Доводы защитника посчитал обоснованными не только суд, но и прокурор, который не стал возражать против удовлетворения ходатайства об исключении экспертного заключения из перечня доказательств.

Повторная экспертиза. Почти одновременно адвокат заявил ходатайство о назначении и проведении комплексной судебной психолого-психиатрической экспертизы подсудимого и попросил поручить ее исполнение экспертам ФГУ «Государственный научный Центр социальной и судебной психиатрии им. В.П. Сербского» Минздравсоцразвития РФ, посчитав что эксперты указанного учреждения являются наиболее компетентными специалистами в данной области. Защитник сформулировал для экспертов шесть вопросов, которые не вызвали возражений со стороны прокурора и адвокатов потерпевших.

Из материалов дела: «Судья Верховного Суда Республики Северная Осетия.

Постановил… На разрешение экспертов поставить следующие вопросы:
Страдает ли Коев какими-либо психическими заболеваниями или расстройствами, если да, то какими именно, и нуждается ли он в принудительном лечении?
Не отмечалось ли у Коева в период, относящийся к совершению инкриминируемого деяния, признаков какого-либо временного расстройства психической деятельности, мог ли он осознавать характер своих действий и руководить ими при совершении инкриминируемого деяния?
Способен ли Коев А. Р. по состоянию своего психического состояния (здоровья) правильно воспринимать обстоятельства, имеющие значение для дела и давать о них показания?
Имеются ли у Коева такие индивидуально-психологические особенности, которые могли оказать существенное влияние на его поведение в момент совершения инкриминируемого ему преступления?
Каково психическое состояние Коева в настоящее время, может ли он осознавать характер своих действий и руководить ими?
Не находился ли Коев в момент совершения преступления в состоянии сильного душевного волнения (аффекта) или в ином эмоциональном состоянии, которое могло повлиять на его поведение?».

Сторона обвинения и потерпевшие возразили только против проведения экспертизы подсудимого в г. Москве, резонно сославшись на то, что это серьезно затянет сроки судопроизводства ввиду необходимости этапирования Коева. Суд согласился с этим мнением и поручил провести новую экспертизу руководству ГУЗ «Республиканский психоневрологический диспансер» Министерства здравоохранения Кабардино-Балкарской Республики.

Специалисты данного учреждения пришли к выводу, которого изначально придерживалась защита.

Из материалов дела: «При психологическом анализе материалов уголовного дела, экспериментально-психологическом исследовании выявлено также следующее:

1. У подэкспертного присутствуют признаки аффективной суженности сознания. Она проявляется в резком ограничении поля восприятия, резком нарушении контроля над ситуацией, трансформации характера переживаний. Внимание концентрируется исключительно на источнике насилия и немногих связанных с ним элементах ситуации. Наибольшее психотравмирующее значение для подэкспертного Коева имела словесная агрессия потерпевших в адрес его матери, а также угрозы жизни в адрес самого подэкспертного. Мать занимала одно из самых высоких мест в иерархии ценностей Коева. Блокада потребности в собственной безопасности, потребности в уважении к близкому человеку, вызванная поведением потерпевших, привела к развитию у подэкспертного состояния глубокой фрустрации.
Отмечается типичная динамика эмоционального возбуждения: субъективная внезапность и импульсивность развития, взрывной характер нарастания и резкий стремительный спад… Присутствуют характерные «физиогномические» признаки аффекта, связанные с сомато-вегетативными его проявлениями (бледность, учащенное сердцебиение).
Таким образом, исходя из психологического анализа материалов уголовного дела и данных экспериментально-психологического исследования, у подэкспертного диагностирован физиологический аффект (ответ на вопрос № 6), вызванный тяжкими оскорблениями и угрозой жизни со стороны потерпевших; присутствуют следующие признаки аффекта:

четко выделяется трехфазная структура аффекта;
в доаффективной фазе отмечается рост эмоциональной напряженности, несмотря на попытки «совладающего» поведения (подэкспертный пытался уйти от конфликта, не смотрел на потерпевших, «чтобы не спровоцировать», «пытался его сгладить»); субъективная (не временная!) внезапность возникновения аффективного взрыва на очередное психотравмирующее воздействие у личности, неконфликтной, ориентированной на социальные нормы, впечатлительной, практичной;
в начале второй фазы – аффективного взрыва отмечается частичное сужение сознания с фрагментарностью и неполнотой восприятия, временными искажениями; заполненностью сознания переживаниями, связанными с психотравмирующим воздействием; несмотря на наличие постаффективной амнезии у подэкспертного (он сообщает, что не помнит происшедшего), свидетели происшедшего отмечают у подэкспертного расстройство контроля действия, снижение способности к прогнозу и отдаленных последствий действия; отмечается резкое изменение вазомоторных и иных…; у подэкспертного отмечается глубокая психическая и физическая астения с ощущением обессиленности... Отмечаются явления постаффективной амнезии, выражающейся в невозможности воспроизведения фактов, относящихся к деликту, которые связаны с естественным механизмом защиты сознания от тяжелых психотравмирующих событий (защита по типу вытеснения обусловлена индивидуально-психологическими особенностями) и позволяют диагностировать физиологический аффект у подэкспертного; …».

Вердикт присяжных и приговор

Как уже было сказано выше, после оглашения экспертного заключения государственный обвинитель попросил суд переквалифицировать действия подсудимого в сторону смягчения, а именно с п. «а» ч. 2 ст. 105 УК РФ на ч. 2 ст. 107 УК РФ, как убийство двух и более лиц, совершенное в состоянии аффекта. В силу ч. 7 ст. 246 УПК РФ уголовное дело по ч. 2 ст. 105 УК РФ было прекращено и судебное разбирательство продолжилось по новому объему обвинения.

Дело рассматривалось судом присяжных, которые в конце февраля 2012 года своим вердиктом признали Коева виновным в совершении преступления. На основании этого вердикта суд вынес приговор и назначил Коеву наказание в виде двух лет и шести месяцев лишения свободы. На назначение срока наказания (в два раза меньшего, чем максимальный по ч. 2. ст. 107 УК РФ) повлияли, во-первых, то, что вердиктом присяжных подсудимый был признан заслуживающим снисхождения. Это, в соответствии со ст. 65 УК РФ, ограничивало верхний порог срока наказания двумя третями от максимально возможного срока. Во-вторых, суд учел явку с повинной, признание вины, а также наличие у Коева двух малолетних детей и отсутствие судимостей.

Потерпевшие обжаловали приговор в Верховный суд РФ, посчитав его несправедливым. Но он был оставлен в силе (определение Судебной коллегии ВС РФ от 05.06.2012 № 22-О12-3СП).

«Такие решения укрепляют авторитет судебной системы»

– Что было самым сложным в деле?
– В этом деле самым сложным было добиться справедливого и правосудного решения в условиях, когда дело получило широкий общественный резонанс, а также имели место попытки ряда лиц придать ему политическую окраску, спекулируя на служебном положении и происхождении потерпевших. Но я удовлетворен, что в отношении моего подзащитного вынесено справедливое решение не столько потому, что удовлетворено мое профессиональное самолюбие, сколько потому, что именно такие решения укрепляют авторитет судебной системы и системы правосудия в целом.

– На первый взгляд может показаться, что в деле не обошлось без административного ресурса: слишком просто прокурор согласился на переквалификацию обвинения. Не было ли обвинений в том, что родственники осужденного «договорились» с прокурором, присяжными и родными погибших? Ведь подобные предположения не всегда беспочвенны, особенно, если речь идет о преступлениях, совершенных на Кавказе
– Никаких измышлений или обвинений, о которых вы сказали, вокруг процесса не было. Кроме того, даже из материалов дела можно увидеть, что родные погибших до конца не соглашались с переквалификацией и обжаловали приговор в Верховный суд РФ. Также, несмотря на наше ходатайство провести новую экспертизу в Москве в Государственном научном центре социальной и судебной психиатрии им. В.П. Сербского, суд принял сторону потерпевших и гособвинителя и поручил провести ее в учреждении психиатрии соседней республики.
Скажу больше. Осужденный – обычный человек, не имеющий ни «связей», ни административного ресурса и т. д. и т. п., в отличие от тех же погибших, являвшихся людьми, приближенными к высшим чиновникам Южной Осетии.

– Когда и почему Вы решили, что речь должна идти не о ст. 105, а о ст. 107 УК РФ?
– Сомнения в том, что мой подзащитный полностью отдавал себе отчет в своих действиях в момент совершения преступления, возникли в ходе моих с ним бесед. Однако нужно было дождаться итогов первичной экспртизы, назначенной следствием. В беседе со мной Коев сообщил, что эта экспертиза проводилась формально. Он не скрывал удивления, узнав из заключения комиссии, что с ним проводились многочисленные, длительные и подробные психологические исследования и тесты, и заявил, что в действительности дело ограничилось недолгой беседой с экспертами, заметив также, что вся процедура заняла не более часа.
Это натолкнуло меня на мысль, что необходимые исследования и тесты не могли быть проведены за такой промежуток времени в объеме, достаточном для вынесения заключения. Для проверки своих предположений я направил запрос в ИВС. Из полученного ответа следовало, что мой подзащитный отсутствовал в изоляторе около двух часов, в то время как в заключении комиссии экспертов указано, что экспертиза проводилась в течение 3 часов.

– Коев убил двоих обидчиков из пистолета, которым угрожал ему один из них. Но версия о необходимой обороне так и не прозвучала. Было слишком явное превышение ее пределов?
– Действия Коева сложно было расценить как необходимую оборону, пределы которой были явно превышены. Я был уверен, что если бы мы решили придерживаться такой позиции, она бы не имела перспективы в суде, потому что опровергалась материалами дела, в частности, видеозаписью произошедшего.

Тимур Эльбрусович Тхостов, адвокат АК «Тхостов», защитник по делу (г. Владикавказ)